— Семен погиб!…
— Что ты сказал?! - не своим голосом переспросил я и соскочил с постели.
— Семен погиб! - повторил Березкин и в оцепенении опустился на нары.
За его спиной появились Ветров и Логачев.
— Ой!… - придушенным голосом вскрикнула Таня и упала.
Все бросились к ней. Мы подхватили ее, положили на нары. Она была без сознания. В землянке стало тихо.
— Говори! - приказал я Березкину.
Он рассказал. К месту встречи с Фомой Филимоновичем вели две тропы: одна - сплошным лесом, через сечи, другая - просеками. Логачев пошел первой, а Березкин - второй. Они условились дойти до зимовья, встретиться там и в зависимости от результатов решить, что делать дальше. Но Березкин не дошел до зимовья, где обычно ожидал Фома Филимонович. Метрах в пятистах от зимовья, в том месте, где к просеке вплотную подходит протока, он увидел мертвого Семена. Через несколько минут подоспел и Логачев.
— Он убит вчера днем или даже утром… - сказал Березкин.
Логачев проговорил:
— Скорее, утром. Он уже окоченел.
— А как, кем, что еще вы увидели?
Логачев медленно покачал головой:
— Ничего не видели. И Семена не трогали. Он лежит так, как лежал.
— Мы не хотели трогать, - сказал Березкин. - Надо все осмотреть кругом. Может быть, что-нибудь обнаружим.
— Берите оружие… быстро! - приказал я. - Тут останется Таня.
А Таня не приходила в себя. Я проверил ее пульс, он едва бился под моими пальцами.
Я написал Тане несколько слов и положил бумажку на стол. Другого выхода не было: мертвого Семена мы могли донести лишь вчетвером, поочередно.
— Пошли! - подал я команду. - Березкин, вперед!
Прежде чем выбраться на просеку, мы долго пробирались по едва заметной тропе. Она плела замысловатые узоры, делала неожиданные повороты, врезалась в густые папоротники, карабкалась вверх, терялась и вновь появлялась среди лесных трав.
По просеке идти было уже легче и безопаснее, так как местность просматривалась далеко вперед. Мы могли заметить врага чуть ли не за километр, хотя так же легко могли быть замечены и сами.
Взмокшие от пота, смертельно уставшие, мы вышли, наконец, к протоку, наполненному черной, неподвижной водой. Березкин остановился и молча показал рукой вперед, на что-то темневшее под кустом орешника.
Семен лежал лицом вниз. Правая рука его, выброшенная вперед, была сжата в кулак, а левая лежала на затылке. Одна нога была подтянута под живот, будто перед смертью Семен хотел вскочить и броситься вперед.
Глаза его, всегда такие горячие, полные жизни и отваги, теперь были плотно смежены. Чистым, хорошим помыслам и мечтам, которыми была полна его большая душа, не довелось сбыться…
Мы стояли над мертвым другом, сняв шапки, в глубоком молчании.
— Так и было? - спросил я после долгой, томительной паузы.
— Так… - ответил Логачев.
— А где его автомат?
Никто мне не ответил. Все переглянулись в растерянности.
— С чем же он пошел?
— У него была граната и автомат, - сказал Березкин.
— Правильно, - подтвердил Ветров.
Но ни гранаты, ни автомата вблизи не было. Как погиб Семен, при каких обстоятельствах, от чьей руки? На этот вопрос мы должны были найти ответ.
Я принялся за осмотр тела. Руки и шея Семена были покрыты ранами. Некоторые из них по виду ножевые, другие казались рваными. Глубокая рана зияла на затылке. Она-то, видимо, и оказалась смертельной. Брюки, были во многих местах изорваны в клочья.
— Смотрите! - сказал Логачев, вытянув из сжатой в кулак руки Семена клок шерсти.
— Собака! - воскликнул Ветров.
— Овчарка! - проговорил Березкин. - Это шерсть овчарки…
Я еще раз, более внимательно, осмотрел тело и в нескольких местах на одежде обнаружил клочья прилипшей шерсти.
Значит, Семен боролся с овчаркой - в этом не было никаких сомнений. Но было также ясно, что Семен боролся не только с собакой. Рана на затылке и порезы требовали другого объяснения.
Мы наскоро изготовили походные носилки из длинных жердей и ветвей, закрепили их поясами и ремнями от автоматов и положили на них мертвого Семена.
— Давайте тщательно исследуем все вокруг, - предложил я. - А ты, Сережа, покарауль здесь. И гляди в оба.
Ветров кивнул и занял место у носилок.
Тщательно осмотрев тропу, мы пришли к единодушному заключению, что шагов двадцать Семен не шел, а полз. Об этом говорили отпечатки рук и ног на земле и примятая трава. Мы решили проследовать в направлении его движения.
И вдруг Логачев сказал вполголоса:
— Нож…
Он поднял его с земли и подал мне. Это был большой, обоюдоострый нож с тяжелой черной ручкой и лезвием, запачканным кровью вперемешку с шерстью.
— Ничего не понимаю, - проговорил я. - Этим ножом мог быть убит Семен, но им же, видимо, кололи и овчарку.
— Сюда! Сюда! - позвал Березкин.
И мы бросились к нему.
Возле самого протока, на берегу, в траве лежали два мертвых немецких солдата. Тут же валялся автомат Семена и граната.
— Семену пришлось схватиться с двумя!… - прошептал Березкин.
Мы осмотрели убитых. Можно было предположить, что Семен натолкнулся на солдат неожиданно, в густом орешнике. Одного из врагов Семен сразу свалил из автомата, о чем говорили пулевые ранения. Остался еще один. Что-то помешало и Семену и его второму врагу воспользоваться автоматами. По всей видимости, овчарка, бросившаяся на Семена. Защищаясь от ее укусов, Семен, очевидно, уронил и автомат и гранату. А фашист, опасаясь убить овчарку, бросился на Семена с ножом. Он нанес Семену, судя по ранам, два удара, но потом, можно полагать, Семену удалось вырвать у немца нож. Этим ножом Семен убил гитлеровца и ранил собаку.